как из пулемета, летели слова:
- Жалушка моя, соколик, голубок наш, и как же ты в такую стужу прилетел к нам, и откуда? Давай лезь на печку, грейся, а я вечерять соберу на стол. Да и дядя твой сейчас со школы придет. Вот уж он обрадуется!
И пошли у них расспросы, которым, я думал, не будет конца. А я смотрел по сторонам, и воспоминания о былом как кинокадры пробегали в моем сознании. Вот табурет, на котором мы с дядей (я уже говорил, что он старше меня на один год, младший сын деда) скакали, как на коне, и от старости он развалился под нами; вот коврики из цветных тряпочек, на которых мы воображали лица, смотрящие на нас. И главное, крышка погреба. С ней у меня всегда были нелады, дед нас частенько закрывал в погреб, когда мы через чур расходились. Но дяде приходилось сидеть чаще, хотя баловались мы оба. В погребе было темно и пахло плесенью. Через некоторое время нам начинало казаться, что кругом мычат, и кто-то тянет к нам руки, чтобы утащить. Мы начинали дружно орать:
- Дед, ой-ой, меня мышь цапнула за палец! Я сейчас умру!
- Ничего, - говорил дед. - Лишь бы в рот не залезла.
- Ой, деда, меня кто-то тащит! Открой крышку, а то утянет!
- А вы его лупите, вас же двое.
Понимая, что деда не проймешь, мы затихали и начинали воображать, что когда вырастем, то деда тоже будем в погреб сажать, а бабуля будет нас упрашивать, чтобы мы его выпустили. Мы ни в какую, потом она за деда дает нам по конфетке, и мы полны благородства, выпускаем его из погреба.
Открывается крышка, добрый голос деда зовет нас обедать, и все сразу забывается. Такова детская натура. Вот это чувство, мои дорогие читатели, теряет со временем человек, а это великий дар Бога! А взамен приобретаем черствость и злобу. Мы уже не можем простить обидчика и злимся, что нам не дают делать, что хотим! Оставляя одежды праведности, носим одежды злословия и мерзости, обрекая себя и близких к греховности, и духи зла приходят в ваши жилища! Я каждый день прошу Христа дать мне терпения, чтобы выстоять в этом диком поле, которого еще не коснулся плуг и не брошено зерно истины любимого Бога моего. Я славлю его в сердце своем, и Господь освещает мой мир. Я славлю его в душе моей, и Господь дает мне дух и пищу для них обоих. Да пусть простят меня люди за дерзость мою, но мне больше не на кого уповать в этом мире. Это вы узнаете в дальнейшем.
Ну, что ж, плывем дальше, ибо судьбе угодно все. Что для человека и что для животного мира. Но вернемся на землю. Стукнула дверь, и с облаком пара в дом вошел человек. Когда пар рассеялся, я увидел подростка, мало чем напоминающего мне дядю. Когда он разделся, то дед с бабулей наперебой начали объяснять, кто приехал. Не проявив никаких чувств, он попросил есть. Когда он ел, я пытался уловить его взгляд и найти там внутри радость, раз он ее внешне не проявил. Может, он с холода, замерз, ему не до радости. И за время моего пребывания в гостях я понял, что это уже взрослый человек, хотя по годам подросток. Кто лишил