Знакомое крыльцо и состарившаяся собака, которая меня узнала. На дверях висел замок, но он меня уже не смутил. Меня уже тянуло к реке. От нее исходил щекотавший мне ноздри запах. Я выбежал на крутой берег, на который не каждый мог подняться, и закричал:
- Я пришел! Я не забыл тебя в своем сердце!
С того берега на меня смотрел сосновый бор в серебристо-зеленом одеянии. Река была вся белая, как невеста, и от нее пахло чистотой и постоянством, как запах в доме всегда постоянный, если живут одни и те же хозяева. Так до вечера было еще далеко, я спустился к реке. Взял снег в руку и попробовал его на вкус. Рядом лежала смоленая рыбацкая лодка. Я оседлал ее верхом, достал из кармана собранные на станции «бычки» и, смачно затянувшись, задумался, что говорить бабуле с дедом.
Сказать, что из дома сбежал - как бы в милицию не отправили. Сказать, что мать отпустила - не поверят. Я вспомнил, что недалеко от города в училище учится мой товарищ, и план созрел. Правда, досаждала мысль, что нехорошо лгать, но ничего другого на ум не приходило. Я не хотел, чтобы старики за меня переживали.
Успокоившись, я достал кусок хлеба, замерзший, как и сама река. Но это меня не огорчило. Кто ощущал такое, меня поймет. Какая радость после поездов, бесконечных пересадок, коротая дорогу с такими, как я сам, пацанами, разъезжающими по всем дорогам нашей необъятной страны, сидеть с краюхой хлеба и «бычками» в тишине, ни о чем не думая, смотреть на то, к чему ты так стремился.
Вот на этом месте зародилась моя любовь. Правда, я еще не осознавал этого. Это не страсть что-то приобретать для себя, а отдавать все, что имеешь, не требуя ничего взамен.
Итак, мои дорогие читатели, чтобы вас не утомлять, поплывем дальше. Дя пусть мой Бог Иисус Христос и Дух его, Апостолы его возлюбленные простят меня за дерзость мою, ибо я открываю тайное для людей. Прости меня, Боже!
Стемнело. Зимой дни короче, и я не заметил, как пролетело время. Вскарабкавшись на крутояр, я пошел назад. Света в доме я не увидел и остановился, задумавшись, чтобы это значило. На улице трещал мороз, и я решил залезть под крыльцо к собаке. Но, войдя во двор, заметил пробивавшийся из-под ставен свет. Постучав, я вошел. Слева на кровати в исподнем белье сидел дед, а напротив одетая в ситцевое платье и фартук бабуля что-то ставила в русскую печь, на которой я когда-то спал вместе со своим дядей, моим ровесником. Я стоял и молчал, в горле застрял комок, и сердце от чего-то защемило. Бабушка с дедушкой молча смотрели на меня: дед с удивлением, а бабулю будто столбняк хватил. Дед хмыкнул и сказал:
- Мать, не внук ли к нам пожаловал? Или мне мерещится?
Бабушка пулей кинулась от плиты ко мне и стала раздевать. Из уст ее,