подходивший к забору сердобольный прохожий давал конфету или еще что-нибудь, незамедлительно следовало наказание. Взявшего конфету ребенка воспитательница ставила к стене, а вся группа должна была пройти мимо и плюнуть ему в лицо. В этой шеренге был и ваш покорный слуга. Когда я отказался плюнуть, то воспитательница поставила меня вместо оплеванного мальчика. И плевали все. Горючие слезы текли по щекам вперемешку со слюной, и я сгорал от бессилия перед деспотичностью взрослого человека. И если тебя уже возненавидел воспитатель, то ты будешь стоять в углу дольше других, и ногти твои во время санобработки будут сострижены до крови, а стрижка волос проходит как невыносимая пытка. Все я не буду описывать, ибо это приносит мне невыносимую боль.
Только ночью приходило успокоение. Я фантазировал, как и все дети, что вот скоро придет мой старший брат и заберет меня отсюда. Когда мне исполнилось 7 лет, нас, семилетних, развезли по школьным детдомам. Я попал в небольшое село, где и находился до того момента, как меня забрала мать. Вот с тех пор у меня, как и у многих детдомовцев, проявился синдром на домошкеров, то есть тех, у кого есть родители. Ведь мы учились в одной школе.
Весь детдом держался на более взрослых ребятах, и повезло тому пацану, у кого с приездом в детдом найдется покровитель. Ну а остальным доставались все прелести детдома. Взрослые подростки заставляли нас воровать, для потехи драться между собой и, не секрет, занимались с младшими развратом. Сия чаша миновала меня, ибо я уже был волчонком, мог кусаться и постоять за себя.
Воспитатели, возможно, не знали об этом. Считалось самым последним делом жаловаться воспитателям. Это было негласное табу. Тебе давали прозвище «сучонок», и не важно, по какому поводу ты пожаловался. Если к этому еще приложить постоянное чувство голода, постоянное ожидание завтрака, обеда и ужина... Вот на эти три части и делилось время в детском доме. Вот такой водоворот! Кто не приобретает, тот расточает. Детство человека - это тайна для взрослого. Кто не постигает этого, тот в бедности своей и останется (речь идет не о деньгах).
Вот река расширяется и выносит меня за поворот. Когда мне исполнилось 10 лет, мы с ребятами играли в чехарду. И тут кто-то крикнул:
- К тебе мама приехала!
Меня охватило какое-то непонятное чувство, сердце выпрыгивало из груди. Я убежал и спрятался в комнате. Меня нашли и привели к заведующей детдомом. В кабинете за столом рядом с заведующей сидела пожилая женщина в красной юбке и плющевой жакетке. Ничто не напоминало мою мать, как я ее запечатлел в своем сердце. Наши взгляды встретились, и я заглянул в ее голубые чистые глаза, излучающие радость. Я сразу осознал, что только эти глаза были всегда со мной и согревали меня в сердце моем. Мать упала на колени, обняла мои ноги и стала с мольбой просить у меня прощения. Но я ни в чем ее не винил, ибо радость заполнила